В 1905 году он принимает активное участие в революционных событиях в Ростове на Дону и в Одессе. Годы реакции заставляют его взяться за заработок, и он служит на Сестрорецком заводе. С первых же дней революции 1917 года он деятельно участвует в работе Петроградского рабочего кооператива и в 1918 году оказывается уполномоченным «Пецеркоопа» на Украине по заготовке и снабжению продовольствием рабочего Петербурга. Он успевает наладить производство и отправку различных видов продовольствия, но приход «белых» в Киев обрывает эту работу: попытки всеми возможными способами (вплоть до изменения имени – Натан Александрович) и усилиями спасти созданные склады продовольствия оканчиваются арестом Шнеерсона властями «Добровольческой армии». Он бежит из-под ареста, и мы с грудным ребёнком на руках уходим из Киева. По дороге попадаем в руки махновцев, пережив массу тяжёлых моментов, после долгих мытарств только к зиме 1920 года попадаем в Москву. Здоровье Натана Александровича было совершенно подорвано (нервное расстройство). Он соглашается на предложение своей двоюродной сестры Елены Иосифовны Кабо, работавшей в библиотеке в Воскресенске Московской губернии, приехать в Воскресенск, где ему, вероятно, удастся найти работу. Действительно, по приезде в Воскресенск (10 апреля 1921 года) Шнеерсон был приглашён заведывать Уездным статистическим бюро. Сравнительно спокойная обстановка подмосковного городка, знакомая работа (статистика) – всё это повело к быстрому восстановлению здоровья, и Натан Александрович буквально ринулся в работу. Его ум не знает покоя: одна за другой рождаются идеи освоения нового уезда – понимания его нужд, разрабатываются мероприятия к подъёму народного хозяйства, к закреплению завоеваний революции, т.е. как раз всё то, что было необходимо руководству вновь образованного уезда. Личные качества Шнеерсона пришлись как раз кстати: увлечённость идеей и работой, уменье объяснить то, что понимает сам, уменье заразить других своей радостью работы, в Уисполкоме он становится необходимым и, вместе с тем, близким человеком, его знания нужны, умения кстати, настроения увлекают! К нему обращаются по кругу вопросов, гораздо большему, чем касающемуся Устатбюро (земельные вопросы, кооперация, народное образование и т.д.). Вся атмосфера вновь образованных общественных сил, которые могли бы осуществить все те обследования, которые совершенно необходимы для вновь образованной единицы,- так рождается у Шнеерсона идея краеведческого кружка и краеведческого Музея, так приходит он к обращению к учительству. История образования музея достаточно освещена в статье, но вот что, мне кажется, важно отметить. Высокий класс архитектурного памятника (монастырь Новый Иерусалим), большое количество материальных ценностей, сосредоточенных в Соборе, так же, как и умение Шнеерсона наладить их строгий учёт и хранение, создают ему несколько особое значение в Главнауке (на учёт которой был взят закрытый монастырь), ему начинают поручать «вывоз музейных ценностей» из множества усадеб и «изъятие церковных ценностей» («Помгол»). Эти обстоятельства с одной стороны импонируют уездным руководителям, повышают в их глазах значение музея, однако, с другой стороны, значительно осложняют отношения с работниками других музеев и соседних уездов. … Конечно, Н.А. Шнеерсон в полной мере был человеком своего времени, но человеком, искренне увлечённым задачами и перспективами социалистического строительства. Упоминание Е.С. Радченко об обстоятельствах, которые «осложняют отношения», ещё раз приводит к мысли о том, что мыслящие люди «того времени» вынуждены были совершать поступки, которые они, будучи совершенно свободными, постарались бы не совершать. Н.А. Шнеерсон ещё в начале своей музейной деятельности подвергался краткосрочному аресту за поддержку позиции директора Дмитровского краеведческого музея, посмевшего спорить с администрацией Гулага за использование архитектурного памятника. Но тогда обошлось [1]. На страницах 441-443 этой книги, написанной сводной сестрой Е.С. Радченко (после расставания со Степаном Ивановичем Радченко мать Евгении Степановны, Любовь Ивановна Радченко была замужем за Владимиром Николаевичем Розановым, отцом Натальи Владимировны Баранской), описана эта эпопея. Оказывается, Н.А. Шнеерсон арестовывался дважды, и оба раза его отпускали. Первый арест был связан с делом краеведов, гонение на которых началось в 20-е годы. Н.В. Баранская пишет: «К концу 20-х годов краеведческое движение оформилось организационно. Центральное бюро краеведения (ЦБК) в Ленинграде объединило учёных - историков, географов, филологов, готовых помогать местным силам. Такая структура – центр и широкая сеть на местах – показалась соблазнительной «органам»: можно было изобразить краеведение контрреволюционной силой с хорошо организованной сетью. Предполагалось устроить судебный процесс. Думаю, что дьявольская выдумка использовать ЦБК для уничтожения старой интеллигенции принадлежала не одному только ГПУ. Вероятно, замысел родился в структурах ЦК ВКП(б). Живое просветительское дело краеведов, основанное на памятниках культуры и произведениях искусства, противостояло серости и скуке «политпросвещения». Блюстители партийности в культуре боялись невыгодного сопоставления современности с прошлым. Отсюда их ненависть к исторической объективности, факту и документу» [1].